Культурное развитие сибири в эпоху екатерины ii. История и культура I

Культурно-историческое развитие Сибири - явление сложное и многогранное. Оно включает в себя культуру древних обитателей края и, начиная с конца XVI в. культуру русского населения. 58

В дореволюционной исторической и публицистической литературе Сибирь преимущественно изображалась как непроглядная глухомань, край дикости и невежества. Бесспорно, царизм душил всякую передовую мысль и тормозил культурное развитие народных масс. Это особенно наглядно проявилось в Сибири, на которую смотрели как на источник обогащения царской казны и место ссылки политических заключенных. Однако отсутствие помещичьего землевладения, постоянный приток политических ссыльных - передовых людей своего времени, научные экспедиции в Сибирь и особенно заселение и освоение Сибири русским народом оказали большое положительное влияние на историко-культурное развитие края. 59 Культура русского населения Сибири не только обогатила самобытную культуру аборигенов, но и способствовала ее дальнейшему развитию, что явилось достойным вкладом в общерусскую национальную культуру.

В. К. Андриевич писал об отсутствии в Сибири до XVIII в. грамотных людей, за исключением духовенства. 60 Однако среди казаков, промысловиков, крестьян, двинувшихся осваивать новый край, было немало грамотных людей, которые занимались описанием местностей, изготовлением планов населенных пунктов, расписывали дома, церкви, сочиняли различную «литературу» и т. д. На рынках Тобольска, Енисейска, Верхотурья, Тюмени, по крайней мере с 40-х годов XVII в., стали появляться грамматики, азбуки, псалтыри, часословы, что несомненно было вызвано повысившимся спросом на литературу. 61 Спрос на «учительные» книги особенно повысился в конце XVII-начале XVIII в. Руководители Сибирского приказа, обратив на это внимание, стали закупать учебную литературу в Москве и посылать ее сибирским воеводам для продажи «с прибылью». Так, в феврале 1703 г. начальник Сибирского приказа А. А. Виниус распорядился купить на Печатном дворе 300 азбук, 100 часословов, 50 псалтырей «учительных» и послать их в Верхотурье для продажи с прибылью «из приказной избы верхотурским всяких чинов людем для научения детей». 62 Примечательно, что через год в верхотурской смете отмечался особенно значительный спрос на азбуки. 63

Главной формой народного просвещения в допетровской Руси было обучение у частных «мастеров», грамоты. В этом отношении Сибирь не представляла какого-либо исключения. До начала XVIII в. здесь не было школ, а в качестве частных учителей выступали писцы, подьячие, церковнослужители и просто грамотные люди. Обучение было примитивным и имело целью практически-прикладную грамотность (учили читать и писать). Но в XVII в. и здесь уже были люди с тягой к более широким знаниям, которые достигали значительных успехов либо путем самообразования, как С. У. Ремезов, либо продолжали обучение в крупных культурных центрах Руси, как Андрей Несговорский, отправившийся из Тобольска в Киев «книжного ради учения». 64

Во второй половине XVII в. в ходе борьбы официальной церкви с ересями и расколом началось движение за повышение культурно-образовательного уровня русского духовенства, а в конце века правительство Петра I взяло курс на подготовку грамотных светских кадров, необходимых для осуществления широко задуманной программы государственных преобразований в России. Эти новые веяния времени в области культуры, связанные с обострением классовой борьбы и становлением абсолютизма, захватили и Сибирь.

В 1702-1703 гг. в Тобольске при архиерейском доме была открыта первая в Сибири и вторая в России провинциальная школа для подготовки низшего звена церковнослужителей (после школы в Ростове, 1702 г.). 65

Указ Петра I о ее открытии был послан в Тобольск еще в 1697/98 г. митрополиту Игнатию. Но последний вскоре попал в опалу, и открытие школы затянулось. По царскому указу от 9 января 1701 г. в Тобольск был послан «приказным человеком и дьяком» в Софийский митрополичий дом дворянин Андрей Иванович Городецкий. Ему велено было «для утверждения и расширения словес божиих на Софийском дворе, или где прилично, построя училище», обучать детей служителей церкви «грамоте, а потом словесной грамматике и протчим на словенском языке книгам». 66 На учительские должности рекомендовалось подыскать «искусных мирских добрых людей» на месте или в каком-либо другом городе. К приезду в Тобольск весной 1702 г. нового митрополита (Филофея Лещинского) училище, видимо, в основном было выстроено. Летом 1702 г. Филофей писал, что училищные здания «строением приходят в совершенство» и дети для обучения собираются, но нет нужных книг. 67 Тобольский воевода Михаил Черкасский в том же году доложил в Сибирский приказ об окончании строительства школы и отметил, что она располагается на Софийском дворе при Троицкой церкви. 68

Филофей намеревался в открываемой им школе организовать обучение по образцу юго-западных духовных школ. По его приказу в 1702 г. ездил в Киев митрополичий сын боярский Еремей Иванов с поручением приобрести для тобольской школы «церковных треб и книг грамматических», а также завербовать «дьяка черного в архидьяконы, да учителев латинской науки двух, спеваков 4 человек, студентов 2 человек». 69 В Печорском монастыре он приобрел 206 учебных и богослужебных книг. 70

В школу принимали детей церковнослужителей. Обучали их преимущественно начальной грамоте: читать (букварь, часослов, псалтырь), писать и петь церковные службы. С 1703 по 1726 г. здесь обучилось 33 человека. Из них 4 человека были уволены от церковной службы, а остальные 29 поступили на дьяконские и причетнические должности. 71 Тобольскую школу церковь стремилась использовать и для подготовки миссионеров из детей местных народов. 72 История народного образования Сибири в основных чертах повторяла ход просветительного дела в центральных областях России, а школьное обучение началось с открытия духовных школ.

Важными показателями для характеристики развития культуры в Сибири являются круг чтения и появление местной и привозной литературы. 73

О литературе, имевшей хождение в Сибири в XVI-начале XVIII в., известно мало. В основном это сведения о богослужебных книгах, распространявшихся официальным путем. Каждый новый острог вскоре обзаводился церковью, попом и необходимыми для культовых служб книгами. Для этой цели Сибирский приказ закупал в Москве апостолы, евангелия, псалтыри, минеи, требники. 74 В 1639 г. первые якутские воеводы П. П. Головин и М. Б. Глебов везли с собой из Москвы книги «в два острога к двум церквам». 75 Книги церковнослужебного характера с прибавлением учебной литературы (азбук, грамматик) привозили в Сибирь и купцы. 76

Состав монастырских и церковных библиотек Сибири (о светских библиотеках этого периода сведений нет) был ограничен церковно-служебными книгами, богословскими и житийными сочинениями, с очень небольшими вкраплениями учебной литературы. Так, из 77 книг митрополита Игнатия только 4 выходили за рамки сугубо церковной литературы: «Алфавит» (Азбуковник), 2 лечебника и «История Сирская». 77

Церковная литература распространялась также в среде рядового духовенства и у мирян. Наряду с переписываемыми богословскими сочинениями особым интересом пользовались жития святых, игравшие роль своеобразной беллетристики. Из переводных преобладали жития Евстафия Плакиды, Марии Египетской, Георгия Победоносца, Николая Мирликийского, Алексея божия человека. Среди русских житий наибольшее распространение имели биографии подвижников северного края - новгородских (Варлаама, Иоанна), архангельских (Антония Сийского), соловецких (Зосимы и Савватия, митрополита Филиппа), устюжских (Прокопия Уродивого). Рассказы о святынях северного края преобладают и среди сказаний о монастырях и чудотворных иконах. По-видимому, севернорусская литературная традиция была ближе русскому населению Сибири, сформировавшемуся в основном за счет выходцев из северных районов страны. Она поддерживалась и первыми сибирскими архиепископами - Киприаном и Нектарием, привезшими с собой из Новгорода не только книги, но и «книжных людей». В их числе был и Савва Есипов, автор сибирской летописи, справедливо называемый первым сибирским писателем.

Состав историко-географической литературы в Сибири отличался значительной пестротой. Среди географических сочинений преобладали космографии и литература хождений (Трифона Коробейникова, игумена Даниила, Василия Гагары). В группе исторических сочинений обращает на себя внимание большое число хронографов, в том числе хронограф конца XVII в., переписанный С. У. Ремезовым и его старшими сыновьями. Имели хождение исторические повести о Мамаевом побоище, о Темир-Аксаке (Тамерлане), о взятии Царьграда.

Главное место не только в читаемой, но и в собственно сибирской (по происхождению и тематике) литературе XVII-начала XVIII в. занимают летописи. В них особенно ярко проявилось творчество самих сибиряков. Развивая традиции древнерусского летописания, сибирские летописи претерпели известную эволюцию и уже в XVII в. представляли собой своеобразные исторические повести «о взятии Сибири». Первым видом сибирской летописи обычно считают «Синодик» тобольского архиепископа Киприана (около 1622 г.), составленный на основе более раннего «Написания, как приидоша в Сибирь», созданного либо непосредственными участниками похода Ермака в Сибирь, либо с их слов. Из летописей первой половины XVII в. известны две: Есиповская (составлена в 1636 г. тобольским подьячим Саввой Есиповым) и Строгановская (написана неизвестным автором, близким к дому Строгановых). Можно говорить о широком распространении этих произведений уже в XVII в., причем пометы на рукописях свидетельствуют о том, что сибирские сочинения читались не только в Сибири, но и в России. 78

В конце XVII-начале XVIII в. в Тобольске работал один из выдающихся деятелей русской культуры С. У. Ремезов - историк, этнограф, картограф, художник, архитектор и строитель. Историки считают его первым историком и этнографом Сибири, архитекторы - первым сибирским градостроителем и основоположником инженерной графики Урала и Сибири, картографы выделяют ремезовский этап в развитии сибирской картографии. «Хорографическая чертежная книга», «Чертежная книга Сибири», «История сибирская», «Описание о сибирских «народах и граней их земель», проектирование и строительство уникальных сооружений Тобольского Кремля - таков краткий перечень основных работ этого ученого-самоучки. 79 Его «История сибирская» (Ремезовская летопись) отличается от предыдущих летописных повестей элементами научного подхода к историческим событиям и привлечением нового круга источников, в том числе народных легенд и преданий.

Помимо летописей, собственно сибирская литература представлена рядом повестей. Наиболее ранним произведением является «Повесть о Таре и Тюмени» (написана в 1635-1642 гг., видимо, в г. Томске). Автор ее - очевидец описываемых событий, близкий к церковным кругам. В повести сказалось влияние русских воинских повестей XVI- XVII вв., писавшихся в духе «торжественной» литературы. 80

В XVII-начале XVIII в. под влиянием известных в Сибири общерусских сказаний был создан ряд повестей-легенд о местных чудесах и житий первых сибирских святых. Так, сказание об Абалацкой иконе (1640-е годы) испытало воздействие повести о знамении Новгородской иконы богородицы, а повесть о явлении иконы богородицы в Тобольске (1660-е годы) написана в подражание сказанию о Казанской иконе. 81 Сибирские жития конца XVII в. Василия Мангазейского и Симеона Верхотурского, отражающие быт и социальную борьбу в среде русского населения Сибири, подобно большинству поздних русских житий, представляют собой не подробную биографию святого, как требовали законы жанра, а перечень их посмертных чудес, которые описывались разными людьми и в разное время, постепенно пополняя уже существующее произведение. 82

Довольно широкое распространение в Сибири христианской легенды, в то время как этот жанр в центральных областях России стал уже изживать себя, объясняется тем, что в отдаленной Сибири церковь и в XVII-XVIII вв. продолжала играть большую роль, поскольку она активно помогала царизму закабалять коренные народы Сибири и боролась с расколом, который в то время являлся одной из форм классового протеста крестьянства. К концу XVII в. Сибирь превратилась в один из главных районов распространения раскольников, поэтому общей идейной направленностью христианских легенд была борьба с «ересью».

Заметную роль в литературной жизни Сибири играли лица с ярко выраженным литературным дарованием, временно оказавшиеся в Сибири на службе или в ссылке. Так, в Сибири (в 1622-1625 гг. в ссылке в Тобольске и в 1629-1630 гг. воеводой в Енисейске) был князь С. И. Шаховской, видный литературный деятель первой половины XVII в. Вероятно, в период тобольской ссылки им была написана «Повесть известно сказуема на память великомученика Димитрия», посвященная теме убийства царевича Димитрия в Угличе, с искусно составленным введением о мученичестве и гонениях вообще. 83

Тобольским воеводой в 1609-1613 гг. служил князь И. М. Катырев-Ростовский, которому приписывается «Повесть книги сея от прежних лет» (1626 г.)-одно из наиболее ярких сочинений о «смуте». Часть исследователей, однако, приписывает это произведение другому сибирскому деятелю - тобольскому служилому человеку С. И. Кубасову, создавшему особую редакцию Хронографа, куда вошла и эта повесть. 84 Около 15 лет в Тобольске прожил в ссылке Юрий Крижанич, один из виднейших публицистов XVII в., перу которого принадлежит интересное описание Сибири и ряд философских сочинений. Отбывал ссылку в Сибири и самый крупный деятель раскола XVII в. - протопоп Аввакум (с 1653 по 1662 г.). Описание сибирских пейзажей (особенно «Байкалова моря»)-одно из самых красочных мест его «Жития» и вместе с тем самое художественное описание Сибири, дошедшее до нас от XVII в. Имя Аввакума вошло в фольклор старообрядческого населения Забайкалья, где он изображается борцом за правду и народные интересы. 85

Среди сибирских митрополитов выделялся своей литературной деятельностью Иоанн Максимович (1711 -1715 гг.), один из наиболее выдающихся представителей «барочного» красноречия, носителями которого были воспитанники Киево-Могилянской духовной академии.

Русское население в Сибири передавало из поколения в поколение былины, песни и предания, принесенные с Руси. Некоторые из них приобретали здесь местные черты (древнерусские богатыри охотились в лесах на распространенных в Сибири зверей, ездили по тайге). Особенно бережно хранило традиции русского фольклора старообрядческое население, в свадебных и других обрядах которого наиболее отчетливо прослеживается севернорусская традиция.

Начиная с XVII в. в Сибири были широко распространены исторические песни «Взятие Казани», «Кострюк», песни о Ермаке, Степане Разине, о чем свидетельствуют сибирские летописи того времени. Наиболее полный вариант песни о походе Ермака находится в сборнике Кирши Данилова, составленном им, грамотным певцом-скоморохом, в 1722-1724 гг. на Урале. В тот же сборник К. Данилова вошли еще две песни: «Поход селенгинским казакам» («А за славным было батюшком, за Байкалом морем») и «Во Сибирской Украине, во Даурской стороне». Особенно интересна вторая песня, повествующая о трудностях, связанных с освоением Приамурья. 86 Сибиряки складывали и другие песни о местных событиях.

Первыми носителями народного театрального искусства русских в Зауралье были скоморохи, появившиеся из северных областей Русского государства вместе с первыми поселенцами в конце XVI в.

Скоморошество на Руси было распространено с древних времен. Музыканты, песенники, жонглеры, потешники-игрецы были любимы простым людом. Правительство же и духовенство преследовали скоморохов, поэтому те уходили на Север, позднее - в Сибирь.

Когда в середине XVII в. царское правительство в связи с обострением в стране социальных противоречий приняло новые жесткие меры к истреблению скоморошества, последнее имело уже значительное распространение в Сибири. Популярность народных зрелищ здесь в значительной мере объяснялась тем, что широкие слои населения видели в обличительных сатирических представлениях живой отклик на уродливые явления сибирской действительности - произвол воевод-лихоимцев, неправедный суд, корыстолюбие и невежество священников.

В 1649 г. в сибирских городах была получена царская грамота, предписывавшая применять к скоморохам такие же меры, какие были приняты в 1648 г. в Москве и других городах: уничтожать домры, гусли и прочие инструменты и наказывать скоморохов батогами. Однако высочайшие указания не помогали. В 1653 г. архиепископ Симеон жаловался в Москву, что в Сибири «умножилось всякого беззакония», в том числе «скоморошества и всяких игр бесовских и кулачново бою и на качелях качаютца и иных всяких неподобных дел умножилось много». 87

Скоморохи как деятели народного театра представляли самые разнообразные направления народного искусства. Среди них были песенники, плясуны, музыканты, жонглеры, клоуны, дрессировщики животных (медведей, собак), кукольники. Сибиряки не только хорошо принимали скоморохов. Они сами любили различные игры, пение, пляску. В архивных документах отмечается их увлечение шахматами, катанием на лыжах с гор, «шаром и мечем и бабками и городками и шахардою и свайкою», борьбой, кулачными боями, лошадиными скачками. По вечерам устраивались, по выражению церковников, «бесовские игры», во время которых рядились в маски, пели песни, плясали «и в ладони били». 88

Используя любовь народа к зрелищам, церковь противопоставляла скоморошьим представлениям и народным играм свой театр. Появление в Сибири первого церковного театра относится к началу XVIII в. и связано с именем митрополита Филофея Лещинского. Воспитанник Киевской духовной академии, он перенес в Сибирь многие традиции староукраинской культуры, в том числе театр. Театральные представления в Тобольске начались почти одновременно с открытием духовной школы, во всяком случае не позднее 1705 г. 89 В качестве актеров выступали преподаватели и ученики тобольской архиерейской школы, а ставились духовно-назидательные пьесы. Сцена устраивалась на площади вблизи архиерейского дома. При этом церковники стремились привлечь в качестве зрителей возможно большее число народа. 90

Живопись в Сибири XVI-начала XVIII в. была представлена преимущественно иконописным искусством. Неверно распространенное мнение, что потребности населения Сибири в иконописной продукции вплоть до середины XIX в. почти исключительно удовлетворялись привозной продукцией. 91 В Сибири очень рано развилось иконописное дело, и по крайней мере с середины XVII в. ее потребности в иконописи в основном удовлетворялись местными художниками.

Первые иконописцы в Сибири были выходцами из Европейской России. Так, в самом начале XVII в. в Сибирь переселился из Устюга Великого «иконник», Спиридон, родоначальник известного в XVII- XVIII вв. в Тюмени купеческого дома и автор популярной тюменской иконы «Знамения божия матери» (Знаменская церковь). В начале XVII в. выехал из Европейской России в Сибирь автор известной «чудотворной» Абалацкой иконы протодьякон тобольского кафедрального собора Матвей. Не позднее начала 30-х годов XVII в. в Тобольске при сибирском архиепископе появились специальные мастерские для письма икон и обучения детей иконописному искусству и резьбе по дереву. 92

Иконописцы были также в монастырях и во всех более или менее крупных городах Сибири, по крайней мере начиная со второй половины XVII в. Иконописец тобольского Знаменского монастыря Мирон Кириллов в 1675 г. писал копию Абалацкой «чудотворной» иконы для жены тобольского воеводы П. М. Салтыкова. 93 В Тюмени в 1701 г. работали иконописцы из служилых людей Максим Федоров Стрекаловский и Лев Мурзин. 94 В Енисейске в 1669 г. на посаде было 5 иконописцев (в том числе один ученик иконописного дела). Среди них были мастера, специально работавшие на рынок. Так, два брата и отец енисейского иконописца Григория Михайлова Кондакова, жившие вместе с ним, в 50-60-х годах XVII в. вели интенсивную торговлю на деньги, выручаемые от «иконного письма» Григория. 95

В отличие от московского, фряжского, строгановского и других стилей в Сибири сложилась своя манера художественного письма. Сибирские иконы не отличались высокими художественными достоинствами, но имели свои особенности, импонировавшие широкому потребителю. 96

Кроме изготовления икон и картинок религиозного содержания (преимущественно это было копирование по образцам), местные художники расписывали стены церквей, а также наружные части некоторых зданий. В Енисейске в середине 90-х годов XVII в. при воеводе М. И. Римском-Корсакове был построен казенный амбар, в котором хранилась денежная и другая казна. На амбаре был устроен «чардак караульной новой, писан красками (разрядка наша, - Авт.), на нем орел деревянной резной двоеглавый». В это же время был построен на воеводском доме «чардак новой о двух житьях с перилами, верхнее житье шатром, круглой, писано красками». 97

Местная сибирская знать пользовалась услугами живописцев для отделки своих домов. Известно, например, что проводились большие художественные работы в доме первого сибирского губернатора М. П. Гагарина. В 1713 г. у него работали 9 местных и 3 приезжих художника, в том числе С. У. Ремезов, его сын Семен и племянник Афанасий Никитин Ремезов. 98

Иконописцы выполняли работы по росписи военного инвентаря, а также привлекались к изготовлению наиболее ответственных чертежей местности. Енисейский иконописец Максим Протопопов Иконник, в 1688 г. расписавший «своими красками» для казны 12 лукошек для барабанов, через несколько лет «по государеву указу... писал Иркутский чертеж до Кудинской слободы», 99 К концу XVII в. относятся художественные произведения знаменитого сибиряка ученого С. У. Ремезова. Свою «Историю Сибирскую» и «Чертежную книгу Сибири» он богато иллюстрировал рисунками в красках, на которых даны ценные для этнографии изображения различных представителей аборигенного населения Сибири. Эти рисунки затем широко использовались в иностранных изданиях о Сибири, в частности Витсеном во втором издании его книги (1705г.).

Русская архитектура в Сибири до конца XVII в. была представлена исключительно деревянным зодчеством, которое можно разделить условно на три группы: крепостное, церковное и гражданское.

Занятие новой территории сопровождалось постройкой укрепленных пунктов - острогов, внутри которых располагались основные казенные здания (воеводская и таможенная избы, амбары, церковь, тюрьма, гостиный двор). Острог обычно был небольших размеров, с общей протяженностью стен 200-300 сажен, и представлял собой четырехугольник (иногда шести- или восьмиугольник). 100 Строили либо «стоячий острог» (первоначально такими были все остроги в Сибири), либо из бревенчатых горизонтальных двухстенных связей. Высота стен была различной. В Якутске острожная стена состояла из 30 венцов, в том числе 20 до облама (выступавшей вперед верхней части) и 10 -облам. Общая высота стены Якутского острога составляла 3 сажени (около 6.5 м), Иркутского - 2.5, Илимского - 2 сажени. 101

По углам и кое-где в стенах острога стояли башни (обычно 4, 6 или 8), возвышавшиеся над уровнем стен. Среди них были глухие и проезжие (с воротами). Самые высокие башни Якутского острога имели 42 венца до облама и 8 - облам. Башня обычно представляла собой высокий сруб с четырех-, шести, или восьмиугольным основанием (чаще четырехугольник). Она вершилась шатровой крышей с вышкой. Среди острожных башен выделялась архитектурной изысканностью восьмиугольная проезжая башня Иркутского острога, верх которой имел три уступа, увенчанных шатром. Балконы над воротами проезжих башен обычно являлись надвратными церквами или часовенками и увенчивались крестом и маковицей. Большое внимание обращалось на декоративную сторону строительства: высокие шатры на башнях, орлы, часовенки.

Из памятников крепостного деревянного зодчества в Сибири до нас дошли две башенки Братского острога (1654 г.), крепостная Спасская башня в Илимске (XVII в.), башня Якутского острога (1683 г.), Вельская «дозорная» башня (начало XVIII в.).

В сибирской церковной архитектуре XVI-начала XVIII в. были две основные группы храмов.

Первая представлена наиболее древним и наиболее простым видом церковных строений севернорусского происхождения, так называемым клетским храмом. Типичным образцом этого вида церковного зодчества была Введенская церковь в Илимске (1673 г.). Она представляла собою два поставленных рядом сруба, один из которых (восточный) несколько выше другого. Каждый сруб был покрыт двускатной крышей. На крыше восточного сруба (клети) находился небольшой четверик, покрытый «бочкою», повернутой поперек главной оси здания. Бочка несла на круглых шейках две «луковичные» главки, обитые чешуею. Церкви такого типа были распространены во многих районах Сибири.

Другим типом старорусских построек, привившихся в Сибири, была шатровая церковь. Она обычно состояла из обширного четырех- или

восьмигранника, заканчивающегося вверху восьмигранной пирамидой в виде шатра. Шатер увенчивался небольшим куполом луковичной формы. Шатровые колокольни имели верхоленская Богоявленская (1661 г.), иркутская Спасская (1684 г.) и другие церкви.

Кроме того, в Сибири были широко распространены, как уже отмечалось, «надвратные» церкви, стоявшие над острожными и монастырскими воротами. Для этого вида типична надвратная церковь в Киренске (1693 г.).

Большой интерес представляют покрытия церквей, имеющие чисто национальные русские архитектурные мотивы: бочки, кубы, маковицы. До нашего времени сохранилась покрытая «бочкой» и «маковицей» Казанская церковь в Илимске. 102

Следует отметить одну любопытную черту церковных храмов в Сибири: под ними обычно располагались торговые лавки, которые церковники сдавали в аренду.

Гражданская деревянная архитектура Сибири XVI-XVIII вв. отличалась большой простотой и строгостью. Дома и избы как деревенских, так и городских жителей строились из больших бревен, толщиной не менее 35-40 см, рубились они топором в «обло» с выемкой в верхнем бревне. Крыша большей частью была высокой, двускатной. Вверху, на стыке скатов, концы досок перекрывались толстым выдолбленным снизу бревном - «охлупнем» («шеломом», «коньком»). Своей тяжестью он прижимал всю конструкцию крыши, придавая ей необходимую прочность. Конец «охлупня» обычно выдавался вперед и иногда декоративно обрабатывался.

Окна в домах были небольшие, 50-70 см высотой, квадратной и иногда круглой формы; в них вставлялась слюда, которая в Сибири добывалась в достаточном количестве. Оконная рама обычно была деревянной, иногда - железной. Во многих домах сибиряков в XVII в. печи топились «по белому» (имели выводные кирпичные трубы). Уже в это время в Сибири была распространена русская печь, наиболее эффективная из существовавших в те времена отопительных систем (коэффициент полезного действия такой печи - 25-30%, при 5-10% в западноевропейских каминах). 103

Внутри избы обычно стоял прямоугольный стол; вдоль стен располагались лавки, а вверху полки для хозяйственных нужд; под потолком над входной дверью устраивался специальный настил - «полати», где спали в зимнее время.

(Рисунок деревянной церкви русского поселения Зашиверска (Якутия), XVII в.)

Сибирские города, основанные в XVI-XVIII вв., строились обычно как острог, расположенный на высоком берегу, вокруг которого группировался посад. Архитектурный облик сибирского города мало чем отличался от севернорусского. В нем наблюдалась та же смена стилей, что и в Москве, только происходила она с некоторым запозданием - старинные шатровые колокольни и деревянные дома строились до второй половины XVIII в. и позже, а формы барокко применялись до 30-х годов XIX в.

Среди городских строений несколько выделялись по размерам и архитектурному оформлению таможенные и приказные избы, гостиные дворы, воеводские дома. Воеводский дом обычно имел в разных своих частях два или три этажа. По описанию 1697 г., воеводский дом в Енисейске представлял собой трехэтажное здание: первый этаж составляли «жилые подклети», на которых стояла «двойня»; над ней возвышалась «вышка», «перед вышкою сени, да чердак, да повалыша старая о четырех житьях». Во дворе находилась воеводская баня («мыльня»), которая топилась «по белому», и печь ее была даже с изразцовой отделкой. 104

Каменное строительство началось в Сибири в конце XVII в. Одним из первых был сооружен Софийский двор в Тобольске (1683-1688 гг.). Это был целый комплекс - большой собор, колокольня и крепостная стена с башнями. 105 В конце XVII в. в целях борьбы с очень частыми в сибирских городах пожарами было велено все казенные здания строить из камня. Но за неимением «мастеров каменных дел», и из-за нехватки сил и средств каменное строение удалось развернуть лишь в начале XVIII в. и только в двух городах - Верхотурье и Тобольске. В других местах в это время ограничивались постройкой отдельных зданий, например, в Тюмени - казенных амбаров с церковью над ними (1700-1704 г.г.). 106

Составление проекта и сметы нового каменного города в Тобольске было поручено в 1697 г. С. У. Ремезову. В июне 1698 г. он был вызван в Москву для защиты своего проекта. Здесь Ремезова направили для обучения «каменному строению» в Оружейную палату, после чего поставили во главе всего строительного дела в Тобольске, «для того что ему всякие чертежи делать за обычай, и как сваи бить и глину разминать, и на гору известь и камень и воду и иные припасы втаскивать, и о том

ему на Москве в Сибирском приказе пространно и довольно сказано, и мельничные колеса на пример ему на Москве показывали». Ремезову «в пример» была дана также «строения печатная книга фряжская». 107

«Служебная чертежная книга» Ремезовых содержит среди других материалов проекты зданий Тобольска и представляет собой одно из первых русских руководств по архитектуре. 108

Некоторые каменные здания этого времени были сделаны еще в духе допетровского шатрового стиля. Среди них интересны бывший гостиный двор и две башенки с частями северной стены в Тобольске и несколько шатровых колоколен в Тобольске, Тюмени, Енисейске, Таре. Большинство же каменных построек: гостиные дворы, административные здания, крепостные постройки, жилые дома - строилось уже в новом стиле московского или украинского барокко. 109

Русские деревни с характерными силуэтами высоких крыш, заканчивавшихся «коньками», традиционные башни острогов, церкви с их «бочками» и «маковицами», наконец, каменное строение по опыту Москвы и других городов - все это образцы русского национального зодчества, показывающие неразрывную связь архитектуры центра и далекой сибирской окраины России.

Быт русских поселенцев в Сибири организовывался «по русскому обычаю». Вместо юрт, полуземлянок и примитивных деревянных жилищ аборигенных обитателей края они строили дома с деревянным полом, с печами и слюдяными окнами. Поскольку леса и земли в Сибири было много, дома строили крупнее, чем в европейской части страны. 110 Характерной чертой русского быта сибиряков была баня. Она, как и на Руси, использовалась не только в санитарно-гигиенических, но и в лечебных целях.

Но первые русские поселенцы в Сибири в силу необычайно суровых климатических условий и частых голодовок сильно страдали от цынги, оспы, различных «горячек» и других болезней, которые из-за отсутствия квалифицированной помощи часто принимали эпидемический характер. 111

До начала XVIII в. врачи в Сибири были лишь в составе крупных военных экспедиций, посылаемых непосредственно центральным правительством, в официальных посольствах в Китай и при дворе тобольских воевод. Так, у тобольского воеводы М. Я. Черкасского в 1702 г. жил доктор немец Готфрид Георгий Херургус. 112

В начале XVIII в., когда в армии и на флоте стали вводить должности лекарей и открывать госпитали, появились лекари и лазареты в воинских гарнизонах Сибири. Наиболее крупные лазареты были открыты в 1720 г. в Омской, Семипалатинской и Усть-Каменогорской крепостях. Это имело важные последствия. Уже в начале XVIII в. лекари крепостей Иртышской линии начали санитарно-гигиеническое изучение местности, включая исследование болезней, распространенных среди коренных жителей края 113

Однако подавляющая масса населения Сибири и в начале XVIII в. медицинской помощи от государства не получала. Население лечилось народными средствами, в первую очередь лекарственными травами. В XVII в. русские в Сибири знали и широко использовали лечебные свойства зверобоя, сосновой хвои, черемши, девятильника, березовых почек, малины, шиповника, белены, «лиственной губы» и других растений. От китайцев они узнали о лечебных свойствах ревеня, а от предков хакасов - «волчьего коренья». Кроме того, использовали лекарства животного (мускус) и минерального («каменное масло») происхождения, а также лечебные свойства источников минеральных вод. Московские власти в XVII в. и позднее в поисках новых лекарственных средств неоднократно обращали взоры к Сибири и требовали от местных воевод сыска, заготовки и доставки в Москву лекарственных растений. Сведения о лечебных свойствах некоторых из них в Москве были получены впервые от сибиряков (например, о зверобое в начале 30-х годов XVII в.). Иногда сибирских «травников» вызывали на работу в Москву. 114 Сибиряки в XVI-начале XVIII в. несомненно значительно обогатили русскую народную фармакопею.

Русское население принесло в Сибирь не только свои формы социального устройства и трудовой организации, но и свою национальную культуру, которая, приспосабливаясь к местным условиям, продолжала развиваться как составная часть общерусской культуры.

114 Е. Д. Петряев. Исследователи и литераторы старого Забайкалья, стр. 30- 41; Н. Н. Оглоблин. Бытовые черты XVII в. Русская старина, 1892, № 10, стр. 165; ЦГАДА, СП, стлб. 49, л. 414; оп. 4, № 169, л. 1.

56 См.: М. Г. Новлянская. Филипп Иоганн Страленберг. Его работы по исследованию Сибири. М.-Л., 1966.

57 Ph. I. Strahlenberg. Das nord- und ostliche Theil von Europa und Asia ... Stockholm. 1730. Эта книга была переведена на английский язык в 1738 г. на французский- в 1757 г., на испанский - в.1780 г.

58 В соответствии со структурой тома в главах о культуре и изучении Сибири рассматриваются общие вопросы культурного развития края и культура русского населения, а культура аборигенных народов освещается в разделах, посвященных особенностям их исторического развития (см. стр. 93-108, 285-299, 417-433).

59 М. К. Азадовский. Очерки литературы и культуры Сибири ИРКУТСК 1947 стр. 34-38; Народы Сибири. М.-Л., 1956, стр. 210, 211.

60 В. К. Андриевич. История Сибири, ч. IL СПб., 1889, стр. 402.

61 Н.Н Оглоблин 1) Книжный рынок в Енисейске в XVII в. Библиограф 1888, №7-8, стр 282-284; 2) из архивных мелочей XVIIв. Библиограф, 1890, №№ 2,5-6; ЦГАДА, СП, кн. 44, л.л. 137,183,184,248,275.

62 ЦГАДА, СП, оп. 5, № 717, лл. 1-2 об.

63 Н.Н. Оглоблин. Обозрение столбцев и книг Сибирского приказа, ч.1, М, 1895, стр. 220.

64 ЧОИДР 1891 кн. 1, отд. V;

65 Н.С. Юрцовский. Очерки по истории просвещения в Сибири. Ново-Николаевск, 1923, стр. 9.

66 ЦГАДА, СП, кн. 1350, лл. 500-501.

67 Там же, л. 500-500 об.

68 Там же, оп. 5, № 608, л. 1.

69 Н. Н. Оглоблин. Бытовые черты начала XVIII в. ЧОИДР, 1904, кн. 1, отд. 3, Смесь, стр. 15-16.

70 ЦГАДА, СП, кн. 1350, л. 502.

71 П. Пекарский. Введение в историю просвещения в России XVIII столетия. СПб., 1862, стр. 120.

72 А. Г. Базанов. Очерки по истории миссионерских школ на Крайнем Севере (Тобольский Север). Л., 1936, стр. 22-24.

73 См.: Е. К. Ромодановская. О круге чтения сибиряков в XVII-XVIII вв. в связи с проблемой изучения областных литератур. Исследования по языку и фольклору, вып. 1, Новосибирск, 1965, стр. 223-254.

74 Н. Н. Оглоблин. Из архивных мелочей XVII в., №№ 2, 5-6.

75 ЦГАДА, СП, стлб. 75, лл. 49, 75, 95.

76 Н. Н. Оглоблин. Книжный рынок в Енисейске в XVII в., стр. 282-284.

77 Н. Н. Оглоблин. Библиотека сибирского митрополита Игнатия, 1700 г. СПб. 1893, стр. 3-5.

78 Е. К. Ромодановская. О круге чтения сибиряков в XVII-XVIII вв. стр. 236-237.

79 А. И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, гл. 2, 4, 8; А. А. Гольденберг. Семен Ульянович Ремезов; Е. И. Дергачева-Скоп. Из истории литературы Урала и Сибири XVII в. Свердловск, 1965.

80 М. Н. Сперанский. Повесть о городах Таре и Тюмени. Тр. Комиссии по древнерусской литературе АН СССР, т. I, Л., 1932, стр. 13-32.

81 Е. К. Ромодановская. О круге чтения сибиряков в XVII-XVIII вв. стр. 240.

82 С. В. Бахрушин. Легенда о Василии Мангазейском. Научные труды, т. III, ч. 1, М., 1955, стр. 331-354.

83 История русской литературы, т. II, ч. 2. М.-Л., 1948, стр. 60; К. Газенвинкель. Материалы для справочно-библиографического словаря сибирских деятелей. Ежегодн. Тобольск, губ. музея, вып. 1, Тобольск, 1893, стр. 79, 80.

84 В. С. Иконников. Опыт русской историографии, т. 2, ч. 2. Киев, 1908, стр. 1378, 1379; История русской литературы, т. II, ч 2, стр. 61-64; С. Ф Платонов. Старые сомнения. Сборник статей в честь М. К. Любавского, М., А. Ставрович. Сергей Кубасов и Строгановская летопись. Сборник статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову, Пгр., 1922, стр. 285-293.

85 Л Е Элиасов. Протопоп Аввакум в устных преданиях Забайкалья. ТОДРЛ, т. XVIII, М.-Л., 1962, стр. 351-363.

86 А А Горелов. 1) Народные песни о Ермаке. Автореф. канд. дисс. Л., 1 стр. 7, 8; 2) Кем был автор сборника «Древние российские стихотворения» Русский фольклор. Материалы и исследования, т. VII. М.-Л., 1962, стр. 293-312; т. I. M., 1929, стр. 427.

87 ЦГАДА, СП, стлб. 400, лл. 410, 411; см. также: АИ, т. IV, СПб., 1842, стр. 125.

88 ЦГАДА, СП, стлб. 400, лл. 1-7.

89 А. И. Сулоцкий. Семинарский театр в старину в Тобольске. ЧОИДР, 1870, кн. 2, стр. 153-157.

90 П. Г. Маляревский. Очерк из истории театральной культуры Сибири. Иркутск, 1957, стр. 12-18; Б. Жеребцов. Театр в старой Сибири (страница из истории русского провинциального театра XVIII-XIX вв.). Зап. Гос. инст. театрального искусства им. Луначарского, М.-Л., 1940, стр. 120, 121, 130.

91 ССЭ, т. I, стр. 933.

92 А. И. Сулоцкий. Исторические сведения об иконописании в Сибири. Тобольские губернские ведомости, 1871, № 17, стр. 97, 98.

93 А. И. Сулоцкий. Исторические сведения об иконописании в Сибири, стр. 98.

94 Н. Н. Оглоблин. Обозрение столбцов и книг Сибирского приказа, ч. 1, стр. 359.

95 А. Н. Копылов. Русские на Енисее в XVII в., стр. 159-162.

96 Г. Ровинский. История русского иконописания. Записки археологического общества, т. VIII, 1836, стр. 27.

97 ЦГАДА, СП, кн. 1148. лл. 73, 79 об.

98 Там же, оп. 5, № 2251, лл. 230, 389.

99 Там же. кн. 951, л. 6 об., стлб. 1352, л. 73а.

100 М. К. Одинцова. Из истории русского деревянного зодчества в Восточной Сибири (XVII век). Иркутск, 1958, стр. 46; В. И. Кочедамов. Строительство Тюмени в XVI-XVIII вв. Ежегодн. Тюменск. обл. краеведч. музея, вып. III, Тюмень, 1963, стр. 86, 87; ЦГАДА, СП, стлб. 25, лл. 41, 42.

101 М. К. Одинцова. Из истории русского деревянного зодчества в Восточной Сибири, стр. 45.

102 Там же, стр. 55-56.

103 Там же, стр. 18, 24-25.

104 ЦГАДА, СП, кн. 1148, лл. 79-81.

105 В. И. Кочедамов. 1) Строительство Тюмени в XVI-XVIII вв., стр. 92; 2) Тобольск (как рос и строился город). Тюмень, 1963, стр. 25-34.

106 В. И. Кочедамов. Строительство Тюмени в XVI-XVIII вв., стр. 93.

107 А. И. Андреев. Очерки по источниковедению Сибири, вып. 1, стр. 108, 109.

108 История европейского искусствознания от античности до конца XVIII века. М., 1963, стр. 349.

109 В. И. Кочедамов. Строительство Тюмени в XVI-XVIII вв., стр. 97, 98.

110 В. А. Александров. Русское население Сибири XVII-начала XVIII в. стр. 162-168; М. К. Одинцова. Из истории русского деревянного зодчества в Восточной Сибири, стр. 18-22.

111 Е. Д. Петряев. Исследователи и литераторы старого Забайкалья. Чита, 1954, стр. 38.

112 Н. Н. Оглоблин. Бытовые черты начала XVIII в., стр. 16.

113 Б. Н. П а л к и н. Краткий очерк истории возникновения медицинских учреждений в районах Прииртышья и Горного Алтая в XVIII в. Здравоохранение Казахстана, Алма-Ата, 1954, № 3, стр. 31, 32.

Введение

Сегодня, когда в стране происходит активный процесс формирования российской государственности и ориентация на субъекты федерации, в этих условиях возрастает необходимость того, чтобы местное население и особенно молодежь хорошо знали свой край, его историю, экономику, географию, трудовые и культурные традиции, этнографию, этнопедагогику, этнопсихологию народов, живущих в нем, экологию природы и культуры.

Известный краевед Сибири Г. Виноградов писал, что Сибирь - это живой гигантский этнографический музей. Как в Грецию, Италию ездят изучать античность, так должны, ехать в Сибирь для изучения этнографии. Он справедливо ставил вопрос: «…можно ли считать среднее образование сибиряка завершенным без знаний материальной и духовной культуры таких этнических групп Сибири как буряты, якуты, монголы, остяки, самоеды, тунгусы, калмыки, киргизы, алтайцы, татары и вся категория палеоазиатов?» Сегодня необходимо поставить этот вопрос и в другом плане: можно ли считать завершенным высшее образование сибиряка, не говоря уже о представителях этих народов. Безусловно, что на эти вопросы должен быть только отрицательный ответ. Целью данной работы является анализ народных традиций Сибири, его народов, а также воспитания детей.

Рассмотреть духовную культуру населения Сибири;

Разобрать народную педагогику и воспитание детей коренными народами Сибири.

Духовная культура народа Сибири

Пришлое население со своей культурой, сложившимся образом жизни попадало в новое социокультурное пространство. Надо было адаптироваться к новым условиям, усвоить местные традиции, принять своеобразие материальной и духовной культуры коренных жителей Сибири. В свою очередь пришлые влияли на быт и общественную жизнь аборигенов. Таким образом, в Сибири складывались определенные социально-экономические общественные отношения, представлявшие собой результат трансляции российского образа жизни на местную почву; стала формироваться особая сибирская народная культура как вариант общенациональной русской культуры, явившей собой единство общего и особенного. Становление сибирской культуры происходило на основе складывавшихся в огромном регионе феодальных социально-экономических отношений. Итоги этого процесса в свою очередь влияли на облик и уровень развития сибирского общества. Процесс культурной адаптации имел, и общие черты для всех сибиряков и по-особому проявлялся для каждого социального слоя.

Межкультурное взаимодействие коснулось орудий труда. Пришлое население немало позаимствовало у туземцев из орудий охоты и рыболовства, а туземцы в свою очередь стали широко использовать орудия земледельческого труда. Заимствования с той и другой стороны в разной степени проявились в сооружаемых жилищах, в хозяйственных постройках, в предметах быта и одежде. Например, в низовьях Иртыша и Оби русские жители заимствовали у ненцев и хантов малицы, парки, обувь из оленьего меха и многое другое. Взаимное влияние разных культур имело место и в духовной сфере, в меньшей степени - на ранних этапах освоения Сибири, в значительно большей - начиная с XVIII века. Речь идет, в частности, об усвоении некоторых феноменов религиозности коренного населения пришлыми людьми, с одной стороны, и о христианизации аборигенов - с другой. Отмечается большое сходство казачьего быта с бытом коренного населения. И бытовые отношения весьма сближали казаков с аборигенами, в частности, с якутами. Казаки и якуты доверяли и помогали друг другу. Якуты охотно одалживали казакам свои каяки, помогали им в охоте и рыболовстве. Когда казакам по делам службы приходилось отлучаться на длительный срок, они передавали соседям-якутам на сохранение свой скот. Многие местные жители, принявшие христианство, сами становились служилыми людьми, у них появлялись общие интересы с русскими переселенцами, формировался близкий образ жизни.

Смешанные браки пришлых с туземками, как крещеными, так и остававшимися в язычестве, приобретали массовый характер. Следует иметь в виду, что церковь относилась к этой практике с большим неодобрением. В первой половине XVII века духовные власти высказывали беспокойство по поводу того, что русские люди «с татарскими и с остяцкими и вогульскими поганскими женами смешаются… а иные живут с татарками некрещеными как есть со своими женами и детей приживают». Местная культура, как уже говорилось, несомненно влияла на культуру россиян. Но влияние русской культуры на туземную было значительно сильнее. И это вполне естественно: переход ряда коренных этнических групп от охоты, рыболовства и других примитивных промыслов к земледелию означал не только повышение уровня технологического оснащения труда, но и продвижение к более развитой культуре. Разумеется, процесс взаимовлияния культур был сложен. Царский режим своей колониальной политикой в определенной степени сдерживал культурное развитие сибирского населения, как пришлого, так и аборигенного. Но имевшиеся в Сибири особенности социального устройства: отсутствие помещичьего землевладения, ограничение монастырских притязаний на эксплуатацию крестьянства, приток политических ссыльных, заселение региона предприимчивыми людьми - стимулировали его культурное развитие. Культура аборигенов обогащалась за счет российской общенациональной культуры. Повышалась грамотность населения, хотя и с большими трудностями. В XVII веке грамотными в Сибири были в основном люди духовного звания. Однако попадались грамотные и среди казаков, промысловиков, торговцев и даже крестьян. При всей ограниченности культурного развития в Сибири закладывался фундамент дальнейшего духовного обогащения ее жителей, которое стало полнее проявляться со следующего, XVIII века.

Занимаясь земледелием, в разных районах Сибири крестьяне изменяли традиционную русскую агротехнику, учитывая состояние почв, климат, местные традиции, накопленный опыт освоения природы. Где-то использовалась деревянная соха, причем имелись ее районные разновидности, в других случаях в соху вносились усовершенствования, она приближалась к плугу, а плуг, как известно, - более производительное орудие, нежели соха. Применялись и сугубо местные сельскохозяйственные орудия. То же можно сказать и о жилище: свою специфику имели постройки в Западной и Восточной Сибири, в северных и южных районах. На окраинах Сибири, на Дальнем Востоке и особенно в низовьях Колымы, временные жилища русских на заимках мало чем отличались от хижин аборигенов.

В строительстве использовались все доступные породы деревьев, предпочтение же, если это было возможно, отдавалось кондовому лесу (сосновому или еловому). Окна закрывали преимущественно слюдой. Стекло стало производиться в Сибири с 60-х годов XVIII века, а также ввозилось из Предуралья. Техника строительства жилья заимствовалась из опыта, накопленного в Европейской России. Дома рубились, как правило, из двух «клетей», соединенных между собой. Вначале жилища строили без украшений, а затем стали украшать наличники, карнизы, калитки, ворота и другие элементы дома. Со временем жилище становилось более гармоничным, удобным для проживания. В разных районах Сибири встречались крытые дворы, что было весьма удобно для хозяев. В домах сибиряков-старожилов поддерживались чистота и порядок, что свидетельствует о достаточно высокой бытовой культуре этой категории поселенцев.

Многие переселенцы носили как традиционно русскую верхнюю одежду, так и местную, например, национальный бурятский «ергач». На Колыме у переселенцев большой популярностью пользовалась нижняя и верхняя одежда из оленьего меха.

До начала XVIII века в Сибири не было школ, детей и юношество учили частные учителя. Но их было немного, сфера их влияния ограниченна. Некоторые премудрости образования постигали «самоуком», как, например, Семен Ульянович Ремезов. Этот человек остался в памяти сибиряков как выдающийся деятель культуры. Ему принадлежит труд по истории Сибири - Ремезовская летопись. Особенность этой летописи - использование элементов научного подхода. Ремезов также составил «Чертежную книгу Сибири» - географический атлас из 23 карт.

По царскому указу от 9 января 1701 года в Тобольск был послан «приказным человеком и дьяком» в Софийский митрополичий дом дворянин Андрей Иванович Городецкий. Ему было велено «для утверждения и расширения словес, божьих на Софийском дворе, или где прилично, построя училище», обучать детей служителей церкви «грамоте, а потом словесной грамматике и прочим на словенском языке книгам».

В XIX веке продолжалось влияние русской культуры на образ жизни сибирских аборигенов. Правда, это влияние на дальнем юго-востоке и северо-востоке было значительно слабее, чем в Западной Сибири, что обусловливалось не только большими расстояниями, но и формальным характером влияния. Это касается, в частности, и распространения христианства. Результатом миссионерской деятельности очень часто была не монорелигия, а двоеверие. Христианство причудливо сочеталось с язычеством. Так, буряты, принимая христианство, сохраняли свои шаманские верования и обряды. Трудности в приобщении аборигенов к христианской вере были связаны с тем, что сами аборигены противились этому, а миссионеры относились к своей задаче достаточно нормально.

В развитии образования у народов Сибири в XIX столетии были достигнуты определенные результаты. Так, алтайцы обрели письменность, В 1868 году были опубликованы букварь, а затем и грамматика алтайского языка. Складывались предпосылки становления алтайской литературы.

Положительное влияние на систему образования в Сибири оказала проводившаяся в 1803-1804 годах школьная реформа. В соответствии с ее установками Россия была поделена на шесть учебных округов, Сибирь вошла в состав Казанского округа, интеллектуальным центром которого был Казанский университет. Вместе с тем для предотвращения свободомыслия учебные заведения были поставлены под надзор генерал-губернаторов. И в те времена, как и сейчас, финансирование образования осуществлялось но «остаточному принципу». На народное образование Сибири в 1831 году было выделено 0,7 процента расходной части бюджетов элитных западносибирских гимназий, а к 1851 году эта доля достигла 1,7 процента, но это было совсем немного. Особенно плохо складывалась ситуация с развитием образования у коренных народов, и в первую очередь у жителей Крайнего Севера. Потребность в образовании была огромной, но возможности получать его были ограниченными, политика образования - непродуманной. Лучше, чем у других аборигенов, обстояли дела с образованием у бурятов: еще в 1804 году было создано Балаганское бурятское малое народное училище. Но судьба его оказалась тяжелой, вскоре оно закрылось. Примерно такая же ситуация наблюдалась и на других туземных территориях. Недоставало подготовленных учительских кадров.

Еще в XIX столетии в Сибири началось становление высшего образования. Были открыты университет и технологический институт в Томске, затем настало время Восточного института во Владивостоке (в связи с начавшейся русско-японской войной последний временно переведен в Верхнеудинск). Большую роль в развитии сибирского высшего образования сыграл выдающийся российский ученый Д.И. Менделеев. Он входил в состав комиссии по организации Томского университета как полноценного вуза, не только имевшего гуманитарный профиль, но и включавшего в себя физико-математический факультет и инженерное отделение. Однако предположения Д.И. Менделеева тогда не были реализованы. Позже он входил в состав комиссии по учреждению Томского технологического института, который должен был включать два отделения: механическое и химико-технологическое. Проект об учреждении технологического института был утвержден 14 марта 1896 года Государственным советом, а в апреле того же года подписан Николаем П. Большую помощь оказал Д.И. Менделеев в расширении этого института, в создании в нем еще двух отделений: горного и отделения инженерного строительства. Заслуги Д.И. Менделеева в развитии сибирского высшего образования высоко оценивались и официально признавались. В 1904 году решением ученых советов он был признан почетным членом сначала Томского технологического института, а затем и Томского университета. Д.И. Менделеев заботился о многогранном развитии как духовной, так и материальной культуры Сибири. Ему принадлежал проект развития производительных сил Сибири путем использования в производстве уральских руд и кузнецкого угля. Этот проект был реализован уже после 1917 года. Студентами Томского университета первоначально становились преимущественно выпускники духовных семинарий. Но были среди его студентов также выходцы из семей чиновной элиты, разночинцев, купцов и других слоев общества. Университет оказывал возрастающее идейное и просветительское влияние на огромный край.

Употребившему его в работе «О кооперации» (1923) и считавшему, что кооперирование крестьянства невозмож­но осуществить без повышения его культуры, своего рода культурная революция. Культурная революция - коренное изменение культурного облика страны.

В 1920-21 в регионе резко увеличилась сеть куль­турных учреждений всех типов. Восстанавливались школьные здания, начались занятия и перестройка школьной жизни на основе принципов единой трудовой школы. В 1920 в Сибири открылось вдвое больше школ, чем за предыдущие 5 лет, появилось более 5 тыс. пунктов ликбеза. Росло число чи­тален, клубов, драмкружков. В регионе открылись несколько новых вузов и рабочие факультеты при них.

В связи с переходом к новой экономической полити­ке возник разрыв между возраставшими потребностями культурных учреждений в ресурсах и экономическими возможностями государства. Учреждения культуры были сняты с государственного снаб­жения и переведены в основном на самообеспечение. Разра­зился финансовый кризис, в результате которого сложивша­яся система учреждений фактически распалась. К началу 1923 в Сибири по сравнению с летом 1921 количество школ уменьшилось более чем вдвое, изб-читален - более чем в 6 раз, культурно-просветительских кружков - примерно в 14 раз, а пунктов ликбеза - почти в 70 раз. На рубеже 1923- 24 кризис в целом был преодолен, развитие культуры вступило в полосу относительной стабильности. Расширение сети учреждений сопровождалось повышением качества их работы. С 1922/23 по 1928/29 расходы на народное образование в местных бюджетах выросли в 7,3 раза. С 1925 доля затрат на просвещение стала самой крупной в местных бюджетах.

Стержнем культурной революции оставалась идеологическая работа, направ­ленная на коммунистическое воспитание масс. Парткомы, советские и специальные культурные организации и учреждения первостепен­ное внимание уделяли так называемой политико-просветительской работе.

Культурная революция в Сибири

В Сибири ликвидация неграмотности как массовое движение началась в 1920 г. К началу 1940-х гг. неграмот­ность среди взрослого населения страны ликвидирована. Разъяснительная работа ориентировалась на усвоение активным населением принципов нэпа на беспартийных крестьянских конфе­ренциях, лекциях, беседах, началось издание массовой газеты «Сельская правда». Расширилась сфера партийного просвещения , что отчасти явилось следствием «ленин­ского призыва» (прием в партию после смерти Ленина большого числа активистов). Произошли изменения в атеистической пропаганде. Период «штурма», который проходил в первые годы революции и фактически являлся погромом Церкви, сменился более спокойной антирелигиозной работой, сосуществовавшей с политикой разложения религиозных организаций, предполагавшей, в частности, использование особых методов ОГПУ. Проводились специальные диспуты, читались лекции, работали кружки. В 1925 в регионе появились ячейки друзей газеты «Безбожник», а в 1928 оформился краевой орган «Союза воинствующих безбожников» (см. Антирелигиозная политика ).

В 1920-е гг. сеть массовых культурных учреждений включала клубы, народные дома и пр. В 1924-27 число рабочих театров и киноустановок увеличилось в 7 раз. В деревне опорным пунктом культработы стала изба-читальня. В городах вы­росло число библиотек, фонды которых постоянно пополнялись новыми книгами и журналами и одновременно «очищались» от «устаревшей» литературы. Началась регулярная трансляция радио­передач, осенью 1925 в Новосибирске появилась мощная радиовещательная станция. С расширением масштабов полит­просвещения улучшилось его качество (см. Культурно-просветительские массовые учреждения ).

Новым явлением стал перевод периодической печати на хозрасчет и отмена бесплатности ее распространения. Лозунговая агитация, типичная для периода «военного коммунизма» , сменилась обращением к конкретным темам жизни страны и региона. Увеличивалась популярность газет, росли их тиражи. Самыми известными были газеты «Советская Сибирь» и «Сельская правда», издавав­шиеся в Новосибирске. Большую роль в развитии печатных средств информации сыграло массовое рабселькорреспондентское дви­жение (см. ).

Итог первого десятилетия культурной революции - оформление основ советской модели культурного строительства , базировавшейся на коммунистической идеологии. Культурные изменения имели в основном эволюционную направленность. На рубеже 1920-30-х гг. культурная революция стала носить характер тотальных и форсированных преобразова­ний, адекватных лозунгам ускоренной технико-экономической модер­низации страны.

Первым по значимости элементом культурного «скачка» стала программа введения всеобщего начального образования (всеобуч). Сибкрайисполком постановил начать всеобуч в Сибири с октября 1930 и резко увеличил расходы на эти цели. Для школ начали строить новые здания, приспо­сабливать жилые помещения, открывались интернаты. Чтобы удовлетворить потребность в учителях, была расширена сеть педагогических техникумов, открылись краткосрочные курсы, к преподаванию привлекались недавние выпускники школ. Введение таких мер имело противо­речивый результат: количественные успехи сопровождались ухудшением качества обучения, что обусловило пони­жение общего культурного уровня кадров, в массовом по­рядке прибывавших на работу в промышленность, административные органы и в культурные учреждения.

В борьбе за всеобуч активно участвовали не только общественные организации, но и рядовые граждане. Возникло новое культурное движение. Наиболее активную роль в его организации играл комсомол. Культпоход выполнял фун­кцию мощного пропагандистского фактора, способствовал внедрению в массы коммунистической идеологии, росту ав­торитета партии.

Программа всеобуча в Сибири была в основном выполне­на к концу первой пятилетки. Общая численность учащихся удво­илась, в 1932/33 было охвачено обучением 95 % детей 8-10 лет. В городах почти все дети, окончившие начальную школу, продолжили учебу. Создавались условия для пе­рехода к всеобщему 7-летнему обучению, которое в качестве основной задачи было предусмотрено вторым 5-летним пла­ном. Восстанавливались средние школы, преобразованные в начале 1930-х гг. в техникумы, в больших масштабах велась подготовка и переподготовка школьных учителей. Ведущим направлением в этой работе стало заочное обучение в педагогических институтах и училищах. В 1936 только в Западной Сибири системой заочного обучения было охвачено более 8 тыс. учителей начальных классов.

Произошел кардинальный поворот от создания условий для добровольного обучения к обязательному начальному, а затем и 7-летнему образованию, закладывалась основа для пе­рехода к всеобщему полному среднему обучению как общеми­ровому цивилизационному стандарту. Одновременно школа вернулась к традиционным методам предметного усвоения знаний.

В 1930-е гг. продолжалась работа по решению важ­нейшей задачи культурной революции - ликвидации неграмотности. В свете новых задач достижения предшествующего десятилетия выглядели незначительными. После XVI партсъезда борьба с неграмотностью была объявлена наряду с все­обучем основным маршрутом культэстафеты. Широко внед­рялись новые формы активизации работы - ударни­чество, шефство, соцсоревнование; в нее вовлекались все - от учителей до студентов и учащихся общеобразовательных школ. В Новосибирске начали издавать первую в СССР газету для начинающих читать - «За грамоту».

Решающее значение имело массовое вовлечение ком­сомольцев в дело ликвидации неграмотности. Особое внимание уделялось промышленным районам, в первую очередь но­востройкам Кузбасса. В порядке шефства сюда в качестве культармейцев были направлены сотни работников из Москвы, Ленинграда, других центральных городов России. В Западной Сибири в 1928/29 учебном году насчитывалось 6 тыс. культармейцев, в 1929/30 - 100 тыс., в 1930/31 - 172 тыс. В 1928-30 в Сибири было обучено 1 645 тыс. человек против 502 тыс. в 1923-28.

Выделение всеобуча и ликбеза в качестве приорите­тов государственной культурной политики подчеркивало нацеленность культурной революции на формирование новой социалистической общности - советского народа, представленного главным образом рядовой массой тружеников промышленности и сельском хозяйстве , т. е. основного населения горо­дов и деревень. В сочетании с массовой политико-просветительской ра­ботой, а также деятельностью средств массовой информации указанные направления культурной политики обеспечивали создание нового типа управляемой культуры или адек­ватного «социалистическому строительству» культурного сопровождения.

Другие отрасли профессиональной культуры - высшее образование, наука, художественная культура - также подвергались радикальным культурным преобразованиям, что выражалось как в ви­де количественного приращения соответствующих учреждений, организаций, численность занятых в них лиц, так и в глубоком изменении со­держания деятельности. Политическая нейтральность, присущая многим специалистам в 1920-е гг., рассматривалась в 1930-е гг. как несовместимая со статусом советского специалиста. Ин­теллигенция в массе своей становилась народной и советской не только по социальному облику, но и внутренне, т. е. мировоззренчески. За годы первых пятилеток ее боль­шая часть пополнилась выходцами из массовых слоев тру­дящихся.

К концу 1930-х гг. в результате культурного «скачка», осуществленного в годы первых пятилеток, Сибирь по основным показателям массовой культуры преодолела отставание от центральных регионов страны. Сократился разрыв между ре­гиональной и общереспубликанской интеллигенцией по количественным, ка­чественным и структурным показателям. Другой качественный результат культурных преобразований - за 20 лет большинство на­селения в результате направленного идеолого-пропагандистского воздействия и воспитания усвоило основные стереотипы социалистического мировоззрения в его советской форме.

Лит.: Соскин В.Л. Советская культурная политика в Сиби­ри (1917-1920-е годы): Очерк социальной истории. Новосибирск, 2007.

Печатный аналог: Боровикова Р.И. Типологические черты художественной культуры Сибири // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. Вып. 1. Культурный космос Евразии. Новосибирск, 1999. С. 137–141.

Культура Сибири, являясь вариантом российской культуры, вполне органично вписывается в систему взглядов евразийства. На сегодняшний день как целостное образование она практически не изучена. В основном исследования ведутся в русле специальных дисциплин (литературоведение, музыкознание, искусствоведение) и ограничиваются конкретной темой или проблемами какого-либо центра. Мы хотели бы обозначить некоторые обобщающие черты этого феномена. Подобных работ по данному вопросу не существует.

Поскольку понятие «культура Сибири» имеет достаточно широкие рамки, обозначим границы его употребления. Хронологически мы анализируем конец XIX и весь XX век, не рассматривая древний период в силу его своеобразия. Содержательно акцент сделан на рассмотрение профессионального изобразительного искусства: живописи, графики и скульптуры, частично затрагивается народное творчество.

Художественная культура региона - достаточно молодое образование. Фактически XIX век был периодом ее становления. «В первой половине XIX столетия в Сибири появляются свои газеты (1857 г. - Иркутск, Красноярск, Томск, Тобольск), общественные библиотеки (1830-е гг. - Иркутск), гимназии (1805 г. - Иркутск, 1810 г. - Тобольск), свои беллетристы (И. Калашников, Н. Щукин и др.)» . В первой половине века начинается изучение края приезжими путешественниками и участниками экспедиций, собиравшими материалы по жизни и быту народов Сибири. Важная дата в истории региональной культуры - 1851 год, когда в Иркутске был основан Сибирский отдел Русского географического общества, что позволило начать работу своими силами. Постепенно возникает интерес к коллекционированию. «Уже в первые десятилетия XIX века в домах купцов, губернаторов появляются произведения живописи, графики, скульптуры» [там же]. Своих художников в регионе было мало, и искусство развивалось силами приезжих мастеров и ссыльных. Здесь можно упомянуть о вкладе в духовную жизнь Восточной Сибири декабристов.

Сложный этнический состав населения Сибири определил такую черту культуры края как обостренное чувство национального, что проявляется в постоянном обращении к специфически сибирским темам. Переселенцы, осваивавшие новые земли, приносили с собой собственные традиции бытовой культуры из различных регионов России. Впоследствии они частично, обычно незначительно, изменялись, приспосабливаясь к иным условиям, но в основе своей бережно сохранялись. В ситуации оторванности от привычного уклада жизни праздники и обряды становились знаком связи с родиной, приобретая особый смысл. Даже сегодня мы нередко встречаемся с элементами повседневной культуры разных регионов в пределах одного поселения. В этом проявляется охранительная функция культуры, когда явления, даже утратив свои корни, видоизменяясь, продолжают существовать. Свидетельством важной роли национального своеобразия в профессиональном творчестве является так называемый сибирский стиль, или в терминологии своего времени, 1920-х годов, «сибирика». Наряду с изобразительным искусством, он хорошо представлен в литературе. Стилем, то есть системой тем, жанров и особых выразительных средств он не являлся, сохраняя привычную для сибиряков передвижническую изобразительную систему, а нашел воплощение исключительно в местных сюжетах.

Художественная культура Сибири, будучи серединной по характеру, активно ассимилирует как восточные, так и западные влияния. При этом показательно, что она берет что-то от каждой из сторон. Многочисленные факты и собственные наблюдения свидетельствуют, что с Запада к нам приходят новации в области языка, авангардные формы выражения. Изменчивые и преходящие, они по истечении времени меняются на противоположные в силу маятникового и волнообразного характера культурных процессов. Данные элементы можно отнести к поверхностным, внешним слоям культуры, которые, играя в ней роль двигателя, динамизируют художественную сферу. Восточные черты входят в художественную культуру на глубинном уровне и просматриваются в стабильности тематики, консерватизме стилистических приемов, замедленных темпах развития. Контакты Запада и Востока в регионе присутствуют не только в творчестве, но и на уровне судеб мастеров, довольно часто уезжавших в Среднюю Азию. Особенно массовый характер это приобретает в 1930-е годы, в эпоху сталинских репрессий, когда художники авангардного крыла из Омска, Барнаула, Новосибирска перебирались в южные регионы, в основном это были Ташкент и Алма-Ата. При этом большинство из них удачно вписались в местную художественную жизнь, что свидетельствует о мировоззренческой близости. Обычным делом были творческие командировки в национальные районы. Надо отметить, что у русских художников, живущих в Средней Азии, особенное отношение к сибирякам. Общность взглядов, духовное родство, совпадение ценностных установок ощущаются как при контактах личного порядка, так и в творчестве.

Художественная культура Сибири отличается частой сменой темпов развития, неустойчивостью структуры, она имеет дробный, фрагментарный характер. Эти черты ею унаследованы от российской культуры. «Русский путь чреват большими контрастами, неравномерностью, перемежающимися рывками и застоем» . «Прерывистость, из-за которой слишком решительно происходила в России смена поколений, отрицавших друг друга» [там же, c. 31], постоянно воспроизводила их конфликт, а итогом было «отсутствие … традиции, которая обеспечивала бы … связь следующих друг за другом явлений» [там же]. Обычно эволюция культуры сочетает моменты динамики с более спокойными периодами скрытых внутренних изменений. В Сибири это чередование почти не ощущается, процесс идет как цепь непрерывных изменений, он имеет импровизационный характер. Имена, явления, направления возникают и быстро исчезают, поскольку идет перманентное становление, не приводящее к образованию целостного явления. Во многом это обусловлено отсутствием в регионе «избыточности» (Д. Сарабьянов), то есть развитого интеллектуального слоя, дающего устойчивость, являющегося базой культуры. Недостаточность этого слоя делает развитие художественной культуры критическим. Отсутствие единой стилевой традиции, кратковременность многих проявлений духовной жизни, частая смена лидеров в центрах, а порой и полное их отсутствие - все это свидетельствует о дискретном развитии художественной культуры региона.

Неравномерность темпов движения художественного процесса связана также с тем, что большое значение в бытовании художественной культуры имеет ситуационный фактор, то есть частое и резкое изменение условий развития, на которые должен последовать ответ. Большое количество «вызовов истории» не позволяет культуре полноценно формироваться. Ориентация на внешние обстоятельства в ущерб внутренним потенциям в Сибири связана и с тем, что на протяжении всего рассматриваемого периода художественная культура формировалась из конгломерата многочисленных влияний. Показателен в этом отношении Новосибирск. Географически располагаясь на пересечении дорог, он оказался котлом, в котором переформировывались различные направления. Разнородные, порой диаметрально противоположные устремления привносят в художественную жизнь города хаос и нестабильность. Подобное положение не может не сказываться на сложении профессионального круга общения, когда людей, близких по духу, в своей среде находят не часто. Гораздо привычнее контакты не на почве искусства, а мировоззренческого характера, не во всем соприкасаясь в творчестве, группироваться предпочитают по иным принципам. Новосибирск, имея развитую интеллектуальную сферу, дает такие возможности. В других центрах преобладает общение в профессиональной среде, но стремление к выходу за его пределы существует.

Разные темпы эволюции художественной культуры региона связаны и с тем, что слишком много сил идет не на созидание и проявления духа, а на преодоление сопротивления внешней среды, как природной, так и человеческой. Потому в наших условиях выживают те феномены, которые социально востребованы. Пример тому - сибирская иконопись, несмотря на все катаклизмы дожившая до наших дней. Иная ситуация сложилась в регионе с народным искусством, которое, несмотря на практическую потребность в нем, каких-либо самостоятельных ветвей не дало, хотя были многочисленные попытки сделать это. Имеющиеся предметы народного быта по формам и декору вполне вписываются в традиции центральной части России. Все это говорит о том, что для формирования явления культуры необходимо время, по крайней мере, срок жизни нескольких поколений, а также нужны и глубокие корни. У нас этих условий нет, и многие культурные образования недолговечны, так как базируются не на эволюции, что крайне важно, а на творческом всплеске, пассионарном взрыве и существуют за счет энтузиазма и перенапряжения сил отдельных личностей. Этого явно недостаточно для создания глубоких, оригинальных, вполне самостоятельных феноменов.

Структурно художественная культура Сибири может быть представлена как динамичная система с элементами разной степени организованности и интенсивности функционирования в виде центров; как правило, это крупные города. Основанием для их разделения может стать степень укорененности в истории. Первая группа - города с историческим прошлым (Иркутск, Томск, Омск), начавшие сложение культурной традиции в XIX веке. В них имелся обширный слой богатого купечества либо зажиточной интеллигенции, ориентирующейся на коллекционирование русского и западноевропейского искусства. Здесь налицо приобщение к российской традиции. На противоположном полюсе находятся места, не имеющие определенной культурной направленности и ориентирующиеся на компиляцию разнородных явлений, причем преимущественно на новации. Характерный пример этому - Новосибирск, возникший не на месте старых поселений, а волею строителей железной дороги. Несколько особым характером отличаются города, возникшие на месте крепостей, основанных казаками во время освоения Сибири, но затем превратившиеся в крупные промышленные центры (Красноярск, Новокузнецк). Их можно отнести к феноменам промежуточного типа. Не создав собственной культурной базы, они имеют множественные ориентиры, испытывая при этом ностальгию о «высоком» искусстве. Порой эти стремления имеют конкретный выход. Так произошло в Красноярске, где был создан художественный институт. Город этот постепенно становится центром изобразительного искусства в регионе, притягивая к себе молодых по причине того, что европейские художественные вузы сегодня сибирякам практически недоступны. Хотя при этом элемент провинциальности в сознании там присутствует.

Одной из важных черт в художественной культуре Сибири является ее неукорененность в социуме, своего рода транзитность, отсутствие привязанности к определенному месту. Отсюда следует положение, когда сфера искусства постоянно вбирает силы извне, что для функционирующей системы вполне естественно и даже необходимо, так как это дает новые импульсы для развития и обеспечивает обмен идеями. Но в силу кратковременности контактов осмысления полученного и его полноценного усвоения не происходит.

Подтверждением транзитного характера художественной культуры региона является положение в Новосибирске, ставшем своеобразным пересадочным пунктом, история художественной жизни которого складывается из нескольких миграционных волн. Ощущение кратковременности пребывания в городе на протяжении трех последних десятилетий главенствует в сознании интеллигенции. Идет постоянное движение сил: из центра приезжают выпускники учебных заведений, некоторое время работают, став более или менее известными, лучшие уезжают назад. Было несколько этапов таких движений в городе. В 1920-е годы, после переезда в Новониколаевск Сибревкома, сюда потянулись деятели культуры из других центров региона. Более организованный характер этот процесс принимает в 1930-е годы. Слава столицы края притягивает молодых, и в город приезжают выпускники Омского художественно-промышленного техникума, составившие ядро местной организации Союза художников. Наряду с этим прибывают и художники со столичным образованием, а также известные мастера других региональных центров. Эти годы были периодом активной подпитки творческого потенциала города.

Наиболее интересные преобразования в изобразительном искусстве Сибири происходят в 1950–60-е годы. Показательна здесь ситуация в Новосибирске, который лидировал в этих процессах. За два десятилетия в город приехало 55 человек. Большинство из них были выпускниками московских и ленинградских вузов либо художественных училищ центра России. Это мощное вливание сил совпало с послаблениями идеологического контроля, что дало результаты в творчестве. Шестидесятые годы - время небывалой активности художественной жизни в регионе, когда искусство сибиряков по характеру, тенденциям и качеству вполне сопоставимо с общероссийским и даже со столичным. Способствовало этому и начало массовых смотров регионального масштаба. С 1964 года регулярно, раз в пять лет, стали проводиться зональные художественные выставки. В Сибири они охватывали пространство от Омска до Иркутска.

Однако уже в 1970–80-е годы начался обратный отъезд художников в центр. Миграция была обусловлена негативными сторонами периферийной жизни: отсутствием полноценной художественной среды, невозможностью пополнять творческий багаж. У художников стало возникать чувство обделенности культурой, оторванности от развития искусства. Были причины и социального плана. Страна вошла в застой, оттепель была забыта, рамки дозволенного сужались. В итоге всего этого возникало стремление что-то изменить в жизни. Выходом виделся переезд в центр, что хотя бы частично снимало проблемы. Существование в системе Союза художников Домов творчества, поездки в составе творческих групп позволяли контактировать с лучшими силами страны, что давало возможность безболезненно вписаться в столичный художественный мир. Маятник начал двигаться в противоположную сторону, начался процесс централизации культуры, состоявший в вымывании лучших сил из провинции. Был и другой уровень миграции. Для мастеров региональных центров «малой» столицей стал Новосибирск. В 1970-е годы в город приезжают довольно известные мастера, а не выпускники вузов, видевшие в этом лишь временный этап в своей биографии.

Немного о художественных традициях, на которые предпочитают ориентироваться мастера изобразительного искусства Сибири. В 1930-е годы - это уровень региона, с 1960-х начинается следование столичным веяниям, в 1970–80-е это положение становится само собой разумеющимся и естественным. В 1990-е годы акценты в художественной культуре начинают смещаться в сторону провинции, соединяясь с оглядкой на различные элементы искусства дальнего зарубежья в собственной интерпретации. В целом же развитие идет с опорой на собственные ресурсы и имеет два полюса притяжения: русскую реалистическую живопись и постмодернизм. Как видим, заложенная в культуре Сибири как евразийском образовании альтернативность вполне естественно проявляет себя на уровне региона.

Доминантной в художественной культуре региона является такая ее черта как толерантное, компромиссное отношение к инородным влияниям, их постепенное и довольно естественное вживление в ткань культуры. Эта линия в регионе была заложена на начальном этапе, когда население края складывалось из разнородных потоков переселенцев, соединяясь с местными жителями. Соответственно шел обмен элементами культуры. В Сибири можно говорить об обостренном внимании к самой разной информации, идущей извне, и отметить направленность культуры на многостороннее общение. Если проанализировать информационные контакты региона, то мы увидим, что преимущественно они ориентированы на восприятие, впитывание. Нельзя говорить, что все получаемое усваивается и проявляется в художественной практике, но потери в любой информационной системе неизбежны. Для того, чтобы многочисленные влияния отразились в творчестве, нужна «избыточность». Сегодня мы этого не имеем, переживая этап «сбора информации», ее количественного набора для ориентации в новых условиях. Нынешняя ситуация - это время перенастройки, изменения структуры, так как прежний режим существования в условиях государственной поддержки культуры ушел в прошлое. Система «свободного плавания» позволяет удержаться на плаву и не раствориться в потоке жизни с помощью разнонаправленных контактов, как организационных, так и творческих.

Открытость поля художественной культуры вовсе не означает ее неразборчивости. Отношение к «иному» в России всегда было избирательным, чужие элементы не заимствовались механически. Чаще всего они трансформировались и порой весьма значительно. Сибирь в этом отношении не является исключением. В качестве примера можно привести изменение характера византийского иконописания при переносе на русскую почву. Интересно, что в конце XIX века эта ситуация повторилась в сибирской народной иконе, которая, учитывая вкусы крестьянского населения, стилистически сблизилась с народным искусством, сохранив при этом канонические черты российских святых.

Культура России в целом и сибирская как ее составная часть обладают достаточной энергией и устойчивостью, чтобы при всей множественности влияний не потерять собственного лица. Хотя в Сибири этот момент выражен неявно. В нынешнем раскладе сил это можно подтвердить начавшимся отторжением в некоторых слоях общества, в том числе и молодежных, усиленной американизации сознания на примере отношения к рекламе. Она стала объектом осмеяния и пародирования, вызывая реакцию противоположную той, которую программировали авторы. На наш взгляд, это показатель силы российской культурной традиции. Контакты такого рода идут по внешним слоям, не затрагивая ядра, по причине полного несовпадения с системой ценностей россиян.

Многочисленные влияния позволяют считать художественную культуру Сибири открытой системой, в развитии которой большую роль играет вероятностный фактор. Кроме этого, множественные коммуникативные связи в какой-то степени замещают недостаточность культурного слоя, давая потенции художественному процессу.

Контакты публики с произведениями искусства в условиях региона также имеют свои особенности. Уровень этих связей не имеет сложившихся традиций и функционирует периодически и бессистемно. Как показывает опыт, основная часть зрителей предпочитает общаться с классикой, творчеством местных авторов интересуются главным образом приезжие, пытаясь увидеть сибирскую специфику. Сибиряки в изобразительном искусстве ищут стимулов для духовного роста, восполнения культурного вакуума. Круг зрителей, интересующихся этим видом творчества, невелик вследствие его элитарности, требующей для полноценного восприятия определенного уровня подготовленности.

Мы попытались охарактеризовать основные черты анализируемого феномена, которые могут стать основой для построения модели художественной культуры Сибири, полагая, что многие свойства, присущие изобразительному искусству, с определенными поправками могут быть перенесены как на другие сферы художественной деятельности, так и на культуру региона в целом.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Лапшин В. Из истории искусства Сибири XIX века // Художник. 1968. № II.
2. Сарабьянов Д. В. Русская живопись XIX века среди европейских школ. М., 1980.

Поддержите нас

Ваша финансовая поддержка направляется на оплату хостинга, распознавание текстов и услуги программиста. Кроме того, это хороший сигнал от нашей аудитории, что работа по развитию «Сибирской Заимки» востребована читателями.

Всё на свете даёт плоды в своё время, но не все плоды получают оценку немедленно. Иногда эта оценка запаздывает на сто лет. Так произошло и с Петром Аркадьевичем Столыпиным, «крестным отцом» подавляющего числа нынешних сибиряков.

Если давать оценку его деятельности, то прежде всего нужно говорить о том, что он фактически породил нацию «сибиряк». Многие из нынешних жителей Сибири, считающих себя коренными сибиряками, на самом деле потомки тех, кто приехали сюда в начале ХХ века по Столыпинской реформе. В 1906 - 1914 годах 3.772.151 человек переселились за Урал. Из них около 70% закрепились в Сибири.

Так мы стали сибиряками - и украинцы, и белорусы, и эстонцы, и татары, - все, кто приехал по столыпинской реформе в благословенные сибирские места, и их потомки. Длительное время мы помнили, кто мы, откуда и чьи корни проросли в Сибири. Помним и сейчас. Но вот прошла последняя перепись населения - и оказалось, что уже значительное число народа, проживающего в Сибири, стали считать себя по национальности сибиряками.

Известный российский писатель Александр Бушков (уроженец Минусинска, кстати) недавно в интервью привел такое стихотворение:

Не обижай сибиряка -

Ведь у него в кармане нож.

И он на русского похож,

Как барс похож на барсука.

Конечно, про нож человек, написавший эти строки, явно загнул. Хотя в Сибири нашли место жительства многочисленные ссыльные и заключённые, как по уголовным, так и по политическим делам, но люди в основном приловчились жить в мире друг с другом. Одни сидят, другие сторожат, а порой местами меняются, в России это быстро!

Но вот что касается остальных черт характера, то здесь святая правда: Это природа наложила отпечаток: на морозе живя, не забалуешь особо, поневоле начинаешь приноравливаться и к холодам, и к огородничеству в условиях резко континентального климата, и к отношениям более понятным и честным. Да и соблазнов поменьше в Сибири, чем в Москве.

Так что же, рождается Нация? Вряд ли. Мы всё же русские.

Рождается новая Цивилизация? Скорее всего.

2. Ожидается рождение русско-сибирской культуры

И здесь самое время вспомнить некоего Освальда Шпенглера, немецкого философа, который жил примерно в одно время со Столыпиным, только Столыпин родился в 1862 году, а Шпенглер - 18 лет спустя, в 1880 году. Этот немецкий мыслитель написал большой труд под названием «Закат Европы». Умер Шпенглер в 1936 году, уже частично увидев осуществление своего философского пророчества об историческом будущем человечества. Потому что на излёте жизни философа к власти в Германии пришёл Гитлер, и надежды на Европу в тот момент становилось всё меньше.

Теперь о том, зачем нам Шпенглер, когда мы говорим о нашем великом соотечественнике Столыпине.

А вот зачем.

В своей основной работе «Закат Европы» Шпенглер попытался сломать концепцию европоцентризма, согласно которой любая из культур, предшествовавших современной, расценивается как находящаяся на низшей ступени, как незавершённая. (Что, конечно, очень по-европейски: все кругом дураки, одна Европа умнее всех). Схема «Древний мир - Средние века - Новое время»,- писал Шпенглер,- устанавливает положение, при котором страны Западной Европы являются покоящимся полюсом, вокруг которого скромно вращаются мощные тысячелетия прошлого и далёкие огромные культуры.

Это напоминает нам о требованиях наших ультра-либералов, которые, выйдя на Болотную площадь, ставили в основе своих требований идти за Западом во всём, включая не только политику, но и мораль, то есть по их пониманию, однополые браки, свободу любви, крайний индивидуализм и прочие «прелести» евроцентризма.

Что же думал по этому поводу Шпенглер?

«Вместо монотонной картины линейно-образной всемирной истории, держаться за которую можно, только закрывая глаза на подавляющее количество противоречащих ей фактов, я вижу феномен множества мощных культур, с первобытной силой вырастающих из недр породившей их страны», - писал он.

Таких культур, утверждает Шпенглер, восемь: египетская, индийская, вавилонская, китайская, «аполлоновская» (греко-римская), «магическая» (византийско-арабская), «фаустовская» (западноевропейская), культура майя. Во введении к «Закату Европы» Шпенглер утверждает, что из названных культур продолжает существование только западно-европейская, которая вступила в фазу завершения и упадка, заката. Ожидается рождение русско-сибирской культуры.

3. Понаехали тут…

Можно представить, как веселилось академическое окружение Шпенглера над его идеями! Начало ХХ века, Германия, преддверие Второй мировой войны. - Освальд,- наверно, говорили ему коллеги, - ну ты и дал! Дальше уже некуда… С чего бы в дикой для Европы Сибири ты, ученый, рафинированная личность, много знающий человек, предвидишь возможность возникновения новой цивилизации?

А с того, что Шпенглер увидел воочию великое столыпинское переселение народов на свободные, незапятнанные промышленностью земли, на лоно богатейшей сибирской природы. И какого народа! Самых активных, самых решительных, не боящихся грядущих трудностей и желающих преодолевать их.

Переселенцы несли огромный творческий, созидательный заряд, и уже в этой заряженности народов на созидание был смысл становления новой цивилизации.

Сюда ехали люди сложного духовного устройства: это были одновременно прагматики до мозга костей и невероятные романтики.

Мне рассказывали старожилы села Соколовка, как однажды по деревне в самый горячий период переселения проехали несколько подвод. Некий Филька, скорее всего белорус, провёз по Соколовке в направлении тайги семью с больной женой и детьми, а на отдельной подводе лежали яблоневые саженцы. В трёх километрах от Соколовки Филька построил хутор и посадил яблоневый сад. Я там была с матерью, когда ходили по ягоды, в 1957 году. Не были ни Фильки, ни его семьи, были только остатки построек, да большой сад из задичавших яблонь. Называлось это место Филькин хутор.

Ещё не пришло время для яблоневого сада, но о нём мечтали и пробовали вырастить.

В истории человечества так уже было: была Америка. И возникла американская цивилизация, противопоставляемая до сих пор европейской цивилизации. Почему и стали США могучей, сильной, хоть и с наглинкой страной. Понаехали бывшие ссыльные, преступники, разный люд - и стала страна, новая, неоднозначная, но с большим цивилизационным зарядом.

У Сибири был свой козырь: переселенцы несли огромный заряд государственности. Это были люди, которыми дорожило государство, иначе не выделяло бы огромные деньги на переселение и не опекало бы самым тщательным образом. И переселенцы дорожили государством - монархией, самодержавной Россией.

Мой дед - переселенец из Белоруссии Павел Яковлевич Трасковский (потом уже по-русски его польскую фамилию переназвали, и стал он Тресковским) - своих детей назвал династическими царскими именами: Иван, Пётр, Николай, Ольга, Елена, Татьяна.

Сибири не дали стать новой Америкой. Сначала состоялась «раскулачка» тех, кто оперился после переселения, потом была война, потом многочисленные советские и постсоветские реформы.

Но в последнее время Сибирь стала звучать по-новому, по-особенному. Сюда опять стали переселяться народы, это видно невооруженным глазом. Вот и в Нижнем Ингаше живут уже и киргизы, и армяне, и украинцы. Вот только китайцам не удалось прижиться, да и то потому, наверно, что они на русском языке разговаривать не могли, то ли не хотели, то ли не по зубам им оказался наш «великий и могучий».

Сибирь может гордиться тем, что здесь более-менее мирно живут люди многих национальностей и самых разных биографий. Коренному сибиряку чего делить с пришлыми? Он ведь и сам - «понаехавший» в своё время.

4. Россия собирается прирастать Сибирью

В.В. Путин чётко обозначил во время предвыборной кампании: будем прирастать Сибирью. И не столько природа ему наша нравится, сколько экономические перспективы: на Востоке поднимаются Китай и Индия, а у нас начинает расти пшеничка в хороших объёмах. Да и нефти с газом ещё полно.

А теперь снова на минутку вернёмся в Европу.

В «Российской газете» приводится интереснейшая переписка в блогосфере одной из польских газет по поводу закрытия нефтепорта в польском городе Гданьск, поскольку введён в действие новый терминал Усть-Луга в Финском заливе. То есть через Гданьск не будут качать на Запад российскую нефть, из-за чего Польша потеряет определённую часть своего бюджета. Комментарии на сайте газеты полны критики в адрес собственного правительства, которое «оплёвывает русских», «братья Качинские дорвались до власти и перессорили нас со всеми вокруг» и так далее.

Но самое интересное в этих комментариях - высокая оценка деятельности Путина:

«Путин выиграл всё, что только можно было выиграть в Европе».

«Лет через 20 мы в Польше будем ставить памятники в честь Путина».

«Может, русские и бедные, но у них сильное государство с сильным лидером, который является гарантом, что в России дела идут к лучшему».

… Европа в лице Польши получила то, что хотела. Кошка скребет на свой хребет. Польша (да и не только она!) не заметила растущей силы России, которую страна направляет туда, куда ей выгодно. А выгодно сейчас восточное направление. Направление туда, куда в своё время показал дорогу Столыпин, - в Сибирь и далее на Восток.

5. «Поцелованные собственной природой»…

В последние годы мир то трясёт, то топит, то засыпает снегом среди лета. Не одна я отмечаю при этом: как хорошо, что у нас в Сибири можно жить вполне комфортно. И всё-таки чувствую себя при этом не совсем адекватным человеком: ну, какая же жизнь в Сибири, вот на Западе - это, наверное, да! Не зря же, как заработают люди денег, так и уезжают в город Лондон. А тут недавно в «Московском комсомольце» читаю статью немецкого журналиста Ш. Шолля и понимаю, что не всё так просто.

Вот что пишет Шолль: «Ничего прекраснее сибирской зимы я лично не переживал. В Сибири меня ждало самое светлое время моей жизни! … Снег и звёзды превращали небо в чудесное полусветлое пространство. А днём высоко и ярко, как огромное газовое пламя, горело самое светлое, самое голубое небо. Ярче, чем небо над Москвой, и гораздо ярче, чем в том тёмном мире, за шенгенскими границами. Поскольку небесный свет в Сибири отражается снегом. … Счастлива цивилизация, поцелованная собственной природой! Так что, дорогие русские патриоты, пора вам менять вектор поиска счастья».

И это - о нашей Сибири!

В которую, похоже, скоро «понаедут» новые люди, и мы будем им рады, потому что они тоже станут сибиряками. Потому что в Сибири не только «зелёное море тайги», но и целое море проблем, и их нужно решать во имя процветания России.

Об этом, наверно, и мечтал Столыпин, величие дел которого наш народ разглядел, к сожалению, только через сто лет после его смерти. А нынешняя Сибирь стала ему живым памятником, возможным вектором счастья для многих сибиряков и для всей страны. Ну, если не счастья, то уж вектором дальнейшего развития - точно.

Идут мощнейшие изменения в мире - и политические, и климатические, и социальные. И, наверно, уже есть в нашем мире и свои столыпины, и свои шпенглеры, и уже новый Филька собирается насаждать свой сад в надежде, что приходит наконец-то его пора. Вот только нам пока не дано предугадать, как всё повернётся. Да и не очень-то мы стараемся видеть ростки нового, будущего мира, и тех, кто олицетворяет собой это будущее, кто прорывается в него всеми силами своей души и ума.

Всё станет понятно через сто лет. Если какой-нибудь идиот-либерал не пустит пулю в наше будущее.

Е. Данкова.